Вонзает чёрный стяг в склонённый череп мой.

Перевод И. Чежеговой

LXXXVII. НЕПОКОРНЫЙ

Крылатый серафим, упав с лазури ясной

Орлом на грешника, схватил его, кляня,

Трясет за волосы и говорит: "Несчастный!

Я - добрый ангел твой! узнал ли ты меня?

Ты должен всех любить любовью неизменной:

Злодеев, немощных, глупцов и горбунов,

Чтоб милосердием ты мог соткать смиренно

Торжественный ковер для Господа шагов!

Пока в твоей душе есть страсти хоть немного,

Зажги свою любовь на пламеннике Бога,

Как слабый луч прильни к Предвечному Лучу!"

И ангел, грешника терзая беспощадно,

Разит несчастного своей рукой громадной,

Но отвечает тот упорно: "Не хочу!"

Перевод П. Якубовича

CII. ПРОХОЖЕЙ

Ревела улица, гремя со всех сторон.

В глубоком трауре, стан тонкий изгибая,

Вдруг мимо женщина прошла, едва качая

Рукою тонкою край платья и фестон,

С осанкой гордою, с ногами древних статуй…

Безумно скорчившись, я пил в ее зрачках,

Как бурю грозную в багровых облаках,

Блаженство дивных чар, желаний яд проклятый!

Блистанье молнии… и снова мрак ночной!

Взор Красоты, на миг мелькнувшей мне случайно!

Быть может, в вечности мы свидимся с тобой;

Быть может, никогда! и вот осталось тайной,

Куда исчезла ты в безмолвье темноты.

Тебя любил бы я - и это знала ты!

Перевод Эллиса

CXVIII. ЭПИГРАФ К ОДНОЙ ОСУЖДЕННОЙ КНИГЕ

Друг мира, неба и людей,

Восторгов трезвых и печалей,

Брось эту книгу сатурналий,

Бесчинных оргий и скорбей!

Когда в риторике своей

Ты Сатане не подражаешь,

Брось! - Ты больным меня признаешь

Иль не поймешь ни слова в ней.

Но, если ум твой в безднах бродит,

Ища обетованный рай,

Скорбит, зовет и не находит, -

Тогда… О, брат! тогда читай

И братским чувством сожаленья

Откликнись на мои мученья!

Перевод П. Якубовича

CXX. МУЧЕНИЦА.

Рисунок неизвестного мастера

Среди шелков, парчи, флаконов, безделушек,

Картин, и статуй, и гравюр,

Дразнящих чувственность диванов и подушек

И на полу простертых шкур,

В нагретой комнате, где воздух - как в теплице,

Где он опасен, прян и глух,

И где отжившие, в хрустальной их гробнице,

Букеты испускают дух, -

Безглавый женский труп струит на одеяло

Багровую живую кровь,

И белая постель ее уже впитала,

Как воду - жаждущая новь.

Подобна призрачной, во тьме возникшей тени

(Как бледны кажутся слова!),

Под грузом черных кос и праздных украшений

Отрубленная голова

На столике лежит, как лютик небывалый,

И, в пустоту вперяя взгляд,

Как сумерки зимой, белесы, тусклы, вялы,

Глаза бессмысленно глядят.

На белой простыне, приманчиво и смело

Свою раскинув наготу,

Все обольщения выказывает тело,

Всю роковую красоту.

Подвязка на ноге глазком из аметиста,

Как бы дивясь, глядит на мир,

И розовый чулок с каймою золотистой

Остался, точно сувенир.

Здесь, в одиночестве ее необычайном,

В портрете - как она сама

Влекущем прелестью и сладострастьем тайным,

Сводящем чувственность с ума, -

Все празднества греха, от преступлений сладких,

До ласк, убийственных, как яд,

Все то, за чем в ночи, таясь в портьерных складках,

С восторгом демоны следят.

Но угловатость плеч, сведенных напряженьем,

И слишком узкая нога,

И грудь, и гибкий стан, изогнутый движеньем

Змеи, завидевшей врага, -

Как все в ней молодо! - Ужель, с судьбой в раздоре,

От скуки злой, от маеты

Желаний гибельных остервенелой своре

Свою судьбу швырнула ты?

А тот, кому ты вся, со всей своей любовью,

Живая отдалась во власть,

Он мертвою тобой, твоей насытил кровью

Свою чудовищную страсть?

Схватил ли голову он за косу тугую,

Признайся мне, нечистый труп!

В немой оскал зубов впился ли, торжествуя,

Последней лаской жадных губ?

- Вдали от лап суда, от ханжеской столицы,

От шума грязной болтовни

Спи мирно, мирно спи в загадочной гробнице

И ключ от тайн ее храни.

Супруг твой далеко, но существом нетленным

Ты с ним в часы немые сна,

И памяти твоей он верен сердцем пленным,

Как ты навек ему верна.

Перевод В. Левика

CXXVIII. ОТРЕЧЕНИЕ СВЯТОГО ПЕТРА

А Бог - не сердится, что гул богохулений

В благую высь идет из наших грешных стран?

Он, как пресыщенный, упившийся тиран,

Спокойно спит под шум проклятий и молений.

Для сладострастника симфоний лучших нет,

Чем стон замученных и корчащихся в пытке,

А кровью, пролитой и льющейся в избытке,

Он все еще не сыт за столько тысяч лет.

- Ты помнишь, Иисус, тот сад, где в смертной муке

Молил ты, ниц упав, доверчив, как дитя,

Того, кто над тобой смеялся день спустя,

Когда палач гвоздем пробил святые руки,

И подлый сброд плевал в божественность твою,

И жгучим тернием твое чело венчалось,

Где Человечество великое вмещалось,

Мечтавшее людей сплотить в одну семью,

И тяжесть мертвая истерзанного тела

Томила рамена, и, затекая в рот,

Вдоль помертвелых щек струились кровь и пот

А чернь, уже глумясь, на казнь твою глядела

Ужель не вспомнил ты, как за тобою вслед,

Ликуя, толпы шли, когда к своей столице

По вайям ехал ты на благостной ослице -

Свершить начертанный пророками завет,

Как торгашей бичом из храма гнал когда-то

И вел людей к добру, бесстрашен и велик?

Не обожгло тебя Раскаянье в тот миг,

Опередив копье наемного солдата?

- Я больше не могу! О, если б, меч подняв

Я от меча погиб! Но жить - чего же ради

В том мире, где мечта и действие в разладе!

От Иисуса Петр отрекся… Он был прав.

Перевод В. Левика

Pages: 1 2 3

Збережи - » Сборник стихотворений Шарля Бодлера (1821-1867) . З'явився готовий твір.